Сайт: Обнаженная натура

Статья: ВНАЧАЛЕ БЫЛА ПЕСНЯ

- Все правильно: я действительно уже года два не сочиняю, так как погрузился в смежную - скажем так - тематику. Те же года два назад Миша Столяр, достаточно компетентный в нашей песенной области человек, начал выпускать журнал «АП-арт» («АП» , как ты, наверняка, догадалась, - « авторская песня» ). Зная, что я давно размышляю над песенным феноменом, Миша заказал мне две статейки. В процессе работы над ними я и завяз всеми своими конечностями в этой теме, в результате чего из физики благополучно ушел в философию, лигвистику, филологию, космологию, биокосмологию - что называется, пустился во все тяжкие.

- Чем, все же, занимаешься конкретно?

- Ты не знаешь, есть в русском языке термин «песноведение»?

- Не встречала.

- Даже звучит странно, правда? По-моему, это несправедливость: существуют же литературоведение, театроведение, киноведение и так далее, а вот песноведения нет. А чем теория песни хуже, например, теории оперного искусства?

- Ну, не знаю... Может быть, песня - это не совсем искусство?

- Умница! Вот и у меня в голове все стало на свои места, когда наткнулся на фразу Корнея Чуковского: «Песня, собственно, - не совсем искусство: это, скорее, одна из мировых стихий» . Полез я в разные философские книжки и нашел там массу забавного. В частности, как оказалось, многие народы считают, что мир - это Песня Творца. Иными словами, Бог создал мир с помощью песни.

- Согласись, нам с тобой проверить сие утверждение не очень просто...

- Давай обратимся к фактам очевидным. Известно, что вся дописменная пракультура являлась песенной, а певец считался фигурой сакральной. Ведь почти каждая нация ведет свое начало от фольклорного предка: греки - от Гомера, русские - от Баяна и так далее. Да и у евреев в самом начале была Песня песней... Известный исследователь творчества Булгакова доктор Ирина Галинская замечает, что Данте «помещает» в «Божественную Комедию» всех своих предшественников. И дальше она пишет: «Вся европейская цивилизация, культура и литература выросли, в основном, из песен трубадуров, бардов и минезингеров. Философия на этом настаивала давно, утверждая, что вся европейская цивилизация возникла из греческих рапсодов». Заглянем «чуть» назад - в двенадцатом веке до нашей эры Шу-цзин писал: «Государство строят император и певец». Аристотель говорил, что государство держится на песнопениях: ими можно человека исцелить, а можно и ввергнуть в безумие - последнее, кстати, мы отчетливо наблюдаем воочию. Не случайно многие песенные школы прошлого были закрытыми: прежде, чем дать человеку возможность и право транслировать нечто в этот мир, надо его сначала воспитать. А ты говоришь: «песня» ...

- Это ты говоришь: «песня» ... Кстати, а что это такое вообще?

- Матрица любой культуры в каждый момент времени, здесь и сейчас. Еще важно помнить, что песня - политекст, то есть, результатирующее взаимодействие трех текстов: музыкального, поэтического, интонационного.

- «Поэт выражался вычурно и фигурально»...

- Хорошо, изобразим проще. Н2О - это вода. Если один из атомов не будет являться «ашем» или «о» - получится другой продукт.

- Вот теперь понятно. А сейчас, если можно, - столь же доступное пониманию определение песни.

- Пожалуйста. Если мир - информационная система, то песня - возможность воспринимать и осмысливать эту систему методом тензорной матрицы с нелокальными семантическими резонансами. Доступно излагаю?

- Проще пареной репы! Ты начал говорить о мощном воздействии песни на человечество...

- Культовое песенное начало все более о себе заявляет: в мире идет борьба за песню.

- А мне казалось, что в мире идет борьба за выживание.

- Правильно, но все тоталитарные государства свою идеологию строили на песнопениях, используя их для «промывки мозгов» . «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью» , «Весь мир насилья мы разрушим...» - дальше можешь продолжить самостоятельно... Я тут наткнулся на размышления Ницше о Вагнере: «Мир стосковался по новому эллинизму. Современное общество надо строить не на крови, не на железе и не на песке, а так, как строили эллины: на певце, поэте и актере». Прочитав, я очень возрадовался: мои мысли уже кто-то высказал, причем - в более интересной форме. А недавно московский журналист Александр Минкин рассказал удивительную историю. Он пытался баюкать своего малыша колыбельными, но смог вспомнить только одну или две. А что петь дальше? И вдруг из Минкина «полезло» : «Мы красные кавалеристы, и про нас...» - оказывается, его самого в детстве дед баюкал революционными песнями. И выяснилось, что все эти песни Минкин помнит от начала до конца. Вот так журналист невольно «наиграл в мою кассу» : чем в человека с детства «засеешь» , - то потом и «взойдет» .

- И что?

- Только то, что человек «воспитуется» песней. Простой крестьянин с пеленок был погружен в поэтику фольклора: обрядовых песнопений, былин, сказок, храмовой литургии, то есть - в поэтический язык. Современный же ребенок растет в пространстве, к поэтическому языку никакого отношения не имеющем. «Словарь полинезийца» за пределы трехсот-четырехсот слов не выходит - это не есть, к сожалению, язык цивилизованного общества. Поэтический язык - совсем иное мышление. Поэтическое мышление является поисковым: все философии утверждают, что первое познание мира шло поэтическим путем. И способности проявляются именно в зависимости от того, на каком поэтическом материале растет человек. Френсис Бекон говорил: «Поэзия есть колыбель науки», а известный русский филолог Александр Афанасьевич Потебня заметил: «Наука возникает после того, как появляются высокоразвитые формы поэзии» .

- Послушай, может, - довольно цитат?

- Потерпи минуту: я заканчиваю. Хочу, чтобы ты четко усвоила: поэзия, равно как и песня, - не фигли-мигли, а метод познания мира, становление человеческого мышления и восприятия. Если человек растет вне этого - у него потом неизбежно возникают проблемы.

- Но ведь он может стать не «лириком» , а «физиком»?

- Обрати внимание на русскую культуру, из которой мы с тобой выходцы: все величайшие мыслители являются продуктами эвристической русской поэзии. У них, конечно же, мозги не технологические, а очень культурологические. Один из крупных астрофизиков современности, претендент на Нобелевскую премию 1992 года Джордж Барроу, сказал: «Любое непоэтическое раскрытие реальности не может считаться полным и достоверным». Приведением этого изящного высказывания я, с твоего позволения, и завершаю официальную часть своего выступления.

- Как, уже?.. А я уже привыкла, да так, что и сама собралась процитировать одно высказывание... Ты знаешь, чем отличаются хорошие врачи от плохих?

- Наверное, плохие хуже лечат.

- Не угадал. Хорошие врачи лечат, а плохие учат хороших лечить. Чего бы тебе не сочинять новые песни?

- Ах, вот ты о чем... Сначала изложу на бумаге свои соображения, которые ты грубо оборвала, а дальше уж вернусь к песенкам.

- Какой аудитории интересны твои соображения?

- Недавно в Ленинграде проходил «эсэнговский» фестиваль авторской песни. Утром, после первой бессонной ночи, - все встречались, выпивали, разговаривали, пели, - с меня потребовали лекцию. И когда люди, не ложившиеся накануне спать, битком набили лекционный зал, стояли в проходах и два с половиной часа слушали, - я понял, что делаю что-то нужное... В действительности я себя считаю провокатором темы, а вовсе не создателем каких-то там постулатов.

- Все ли барды разделяют твои взгляды? Да и понимают ли вообще, о чем речь?

- Птички - они же поют... Честно говоря, то, о чем я говорю, больше находит отклик в академических кругах. Очень интересуются активы клубов. Даже с меркантильной точки зрения: одно дело просить в городском отделе культуры деньги на выступление бардов, другое - под фундаментальный проект, связанный с русской национальной идеей. Как ты понимаешь, это - совершенно другая статья расходов... А из нашего цеха больше всех меня дергают и подгоняют Дима Сухарев и Алик Городницкий.

- Так ведь оба - ученые, академики.

- Да, они, как раз, хорошо понимают, о чем я говорю.

- В отличие, скажем, от меня... Не успели с песней покончить, как вдруг всплывает русская национальная идея... До нее-то тебе что за дело?

- Мы уже договорились, что поэзия формирует сознание, вот и получается, что нация начинается с песни. Иосиф Бродский говорил, что, пока существует такой язык, как русский, - поэзия неизбежна. А «носителем» поэтического языка, «загружателем» его в подкорку является именно песня. Я настаиваю на том, что именно поэтическая песня и должна быть в основе каждой нации, становиться фундаментом национальной идеи...

- Я устала до смерти...

- Значит - передышка... Однажды актриса Наталья Бондарчук, имевшая какие-то виды на бардов, пригласила меня на выступление своего молодежного театра. Пришел я на этот вечер и скромно сел в зале. Шла презентация книги «Анастасия» - о ясновидящей пророчице, которая живет в Сибири и пишет мудрые книги (уж не знаю, насколько мудрые, но продавались они в фойе довольно бойко). Зал был почти полон, сама Наталья что-то вдохновенно рассказывала об авторе, а потом сообщила, что сейчас актеры покажут фрагмент спектакля. На сцене оказались юноша и девушка, которая обратилась к своему спутнику: «В Скандинавии была одна страна, и жило там племя бардов. Творили они чудеса своими песнями... И вот однажды ночью вероломно напало на них другое племя - чужое, враждебное, негодное. Перебило оно всех бардов, только одна женщина уцелела. Прижимая к груди своего малого ребенка, побежала она на берег реки и спряталась. Песни, которые она пела, помогали ей противостоять врагам, но силы начали иссякать. Тогда женщина положила ребенка в лодку, оттолкнула ее на стремнину, а сама еще час продолжала петь и обороняться, но пала. Все». Молодой человек обращается с вопросом: «Так и кончилось племя бардов?» Девушка отвечает: «Нет: этого ребенка течением принесло в некую страну, где возродилось новое племя бардов». Юноша недоумевает: «И что же это за страна?» И девушка, театрально поворачиваясь к залу, говорит: «А ты не догадываешься, что это за страна?» И весь зал в едином порыве взревел от восторга. Тут выходит Наталья Бондарчук и торжественно объявляет: «А сейчас выступает русский бард Александр...» - я вжимаюсь в кресло, - « ... русский бард Александр Атаманов!» На сцену вылетел молодой человек и хорошо поставленным оперным голосом запел о России, которую мы в обиду не дадим, а я, буквально по-пластунски, выполз из зала. Так я увидел воочию, как нормальная философская культурологическая идея может быть интерпретирована черт-те во что. На моих глазах свершилась подмена.

- Объясни, пожалуйста, почему «русской идеей» вечно озабочены евреи (в данном случае - и примкнувшие к ним армяне)?

- Первым человеком, который собрал главные национальные русские идеи, был Иосиф Гершензон: именно он в 1909 году организовал знаменитый сборник «Вехи». Так что традиция не нова...

- А потом «вдруг» начинаются погромы и происходит геноцид.

- Да... Интересно, что одной из первых русских идей было утверждение: «мы - народ нового Израиля». Памятник этой идее стоит неподалеку от Москвы: целый город, который собирались сделать новой духовной столицей русского государства. Называется город Новый Иерусалим... В свое время, когда Алексей Михайлович, «тишайший» царь, приглашал иноземцев, ему московский митрополит говорил: «Негоже ты делаешь, царь-батюшка. Ты забыл, что наши пророки говорили: не смешивайся с иноземцами. И нам, как народу Нового Израиля, следует слушать пророков». «Нам», - представляешь?

- Представляю: всем хочется быть избранным народом. А, в общем, конечно, - курьез.

- Даже не курьез, а еще одна грань русской национальной идеи: извечное отождествление «инородца» с ненавистным «верхним» эшелоном... Есть такой замечательный поэт - Вадик Делоне. Его дальний предок был комендантом Бастилии, дед, известный математик академик Делоне, жил в Новосибирске. Вадик - один из восьмерых ребят, в 1968 году («Пражская весна»!) вышедших на Красную Площадь с плакатами: «За вашу и нашу свободу!». Всех их, естественно, посадили... В 1972 году Вадик освободился из заключения, и мы с ребятами закатили по этому поводу банкет. Водка кончилась очень быстро, я вызвался сбегать. Вадик и говорит: «Нет! Я, как свободный человек, хочу один спокойно пойти в магазин». Пошел, купил, возвращается - и рассказывает замечательную историю. «Выхожу из магазина, в руке – «авоська» с «горючим». Свобода!.. Закурил, иду себе. Сзади слышу голос (после лагеря обзорность - 360 градусов - спиной все вижу и слышу): «Пойди у этого еврея папироску стрельни». А Вадик - высокий, смуглый, красивый такой парень... Подходит мужик, Вадим молча отдает ему папиросу, тот уходит. И Вадик снова слышит сзади голос: «Нет, не еврей: просто морда интеллигентная».

- По-моему, ты рассказал старый анекдот.

- Думаю, анекдот родился несколько позже описанного события... Но факт есть факт: когда «пришлый» растворяется в «верхнем» эшелоне, он обрекает себя на отторжение народом. Странно: мы все стояли в одних очередях, жили в одних коммуналках, но почему-то неизбежно возникает проблема противостояния народа и интеллигенции. Казалось бы, какого лешего? Ни по финансовому, ни по социальному, ни по бытовому принципу мы не различаемся. Разнимся только единственным: принадлежностью к культуре. Либо ты внутри культуры, либо - вне ее. И все, большой привет. Когда я называю себя русским, имею в виду не что иное, как принадлежность к культуре.

- Значит, ты - русский?

- Конечно... Правда, оглядываясь вокруг, все чаще задаюсь вопросом: «Если я русский, то кто эти люди?» У той «общности», что встречаю, просто совершенно нерусское выражение лица. У них могут быть носы любой формы, волосы любого цвета, но что делать с лицами?

- Так ты - расист?

- Да ну тебя... В Израиле я встречаю множество «русских» лиц. Иными словами - благородных, интеллигентных, даже аристократических.

- Ты окончательно меня запутал. Что ж, давай разбираться: что такое русский аристократизм?

- В данном случае говорю о великой культуре, которая «всосала» со всего мира все лучшее. Бонна - немка, значит, гувернантка - француженка. Или наоборот... Гимназия была фантастическая. Вообрази себе домашнее задание: перевести со старого греческого на новый кого-то из поэтов. А назавтра - с ахейского на дарийский диалект, потом - обратно. И обязательно сравните, что у вас получилось... Свихнуться можно, если представить, на каком уровне изучались языки. Ребята читали Гомера в подлиннике, каждый гимназист переводил из Байрона, Гейне, Гетте. Русский язык формировался на дворянской аристократической базе - была создана лабораторная культура языка.

- Так, теперь мы завязли в национальной идее, а об авторской песне забыли начисто.

- В теоретическом смысле она для меня вторична по отношению к песенному феномену вообще.

- А - на практике? Ты толковал про закрытые песенные школы: сначала воспитать, а уж потом самым достойным дать возможность «транслировать». Именно поэтому устраиваются знаменитые Грушинские фестивали?

- Что же делать, если вся культура пошла по линии свободного полета? Может быть, таков закон общества: для того, чтобы достичь некоей высоты культур, нужно иметь очень большие основания. Закрытая школа в современных условиях - чистая теория.

- Но ведь на ваши фестивали графоманы прут!..

- Конечно, прут. Но художник - явление коллективное. Александр Сергеевич Пушкин по определению не может появиться в племени «ням-ням»: он не является выразителем данной социальной группы. В авторской песне это хорошо прослеживается.

- И получается, что большинству вообще подавай Киркорова, а других, любителей авторской песни, греет «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались».

- Что же делать - действует закон больших чисел. К сожалению, происходит нивелировка вкуса... На последнем Московском фестивале я привел (уж извини за однообразие) одну цитату и попросил слушателей определить, откуда этот текст: «Сначала на эти песенные сборища собирались послушать исполнителей, которые несли новое слово, поэзию - личностное начало. Постепенно судьи, под давлением масс, стали отдавать предпочтение тем, кого охотнее принимала толпа: пошли у нее на поводу. Лучшие места стали получать люди с более красивыми голосами, в более нарядных одеждах - то, что производило внешнее впечатление». Из зала крикнул корреспондент журнала «Итоги» : «Новая газета» за такое-то число». Я ответил: «Вы почти угадали: Лукиан, четвертый век до новой эры». Все в истории повторяется...

- Но как сам господин Мирзаян воспринимает тот факт, что популярен он не столь, сколь, например, Митяев?

- Ну, к Олегу я хорошо отношусь, но вопрос твой понятен. Отвечаю: таково время...

- Были и другие времена.

- Да, конечно. Хорошо помню, как в шестидесятых закончился пик авторской песни: после «чешских» событий нам попросту перекрыли кислород. В залах запретили выступать Визбору, Киму, даже Никитиным - совершенно безобидным людям. Дело в том, что нами занимался не отдел культуры, а отдел идеологии, поскольку песня - идеологический жанр.

- Ты же сам говоришь, что кислород перекрыли даже безобидным исполнителям. При чем тогда идеология?

- Как это - при чем? Душа не может быть открытой: она должны быть либо партийной, либо - никакой. А в этих «сомнительных» песнях проглядывало некое личностное начало, смутные позиции, ценности, которые не назывались, но переживались интонационно, - все это было не близко аппаратным нравам и партийной дисциплине. То есть, возникла некая перпендикулярная литургия, не соответствующая официальной политике.

- Тебе тоже досталось от властей?

- В какой-то мере: «сверху» запретили, оставались лишь домашние концерты. Довольно распространенная, кстати, была подобная практика. Первым на «домашках» начал выступать Окуджава, Галич перед отъездом из страны ими практически жил... В середине-конце семидесятых и я стал активно выступать на домашних концертах - в Москве, Питере, Киеве. Но не ограничивался пением: возил с собой «самиздат», разговаривал о Советской власти, о философии - проводился некий «ликбез»... Хозяин одной из таких «концертных» квартир предоставил мне помещение, смутно представляя, что именно будет происходить. И когда он услышал все, что я там нес, - у него волосы встали дыбом и он вызвал милицию: сам на себя «настучал». Явились стражи закона. Проверили паспорта, прослушали записи - и не очень поняли, что происходит. Забрали магнитные пленки и ушли... Весь фокус заключался в другом: кто именно вызвал милицию, я узнал совершенно случайно, через пять лет - хозяин сам проговорился по пьяной лавочке... эх, записать бы все - жаль, времени нет.

- Ты сначала труд свой научный напиши. Когда, кстати, ждать выхода собрания твоих сочинений?

- Надеюсь, в будущем году.

- ...в Иерусалиме.

- Да, так говорили наши «отъезжанты». Господи, скольких людей я провожал... А теперь в Израиле многих из них встречаю... Знаешь, о чем я подумал? Как в свое время пришлые языки на русский повлияли, так же, думаю, русский при его внутренней мощи может оказать большое воздействие на иврит.

- Уже давно оказал: в иврите масса русских суффиксов, отдельных слов, уже не говорю о мате.

- А я вот как раз собрался о нем поговорить... Однажды цесаревич Александр пришел к папеньке Николаю и употребил в разговоре всем известное слово из трех букв. Отец возмутился и отпрыска взгрел: за употребление матерного слова, да еще и - татарского. Юноша побежал плакаться в жилетку своему наставнику Жуковскому, и тот, как мог, его утешил: объяснил, что слово это никакое не татарское, как принято считать, а абсолютно русское. Происходит оно от слияния двух слов: «ховать» (прятать) и «совать». Таким образом, в глагол «совать», употребленный в повелительном наклонении, перебежала, вытеснив «с» , первая буква глагола «ховать» - и получилось то, что получилось... Александр вернулся к папеньке и историю эту ему без промедления изложил. Царь, хитро ухмыльнувшись, велел позвать Жуковского. «За активное воспитание цесаревича - тебе часы. Держи и с у й в карман» ...

13.06.98